Папа

В прошлой статье я написала то, о чем вспомнила в процессе «посадки семейного дерева» о семье моей мамы. Сегодня добавлю к родословной семьи мощную ветку со стороны отца. Эта ветка действительно была мощной, потому что все предки отца имели очень многочисленные семьи и веками жили практически на одном месте. Мой папа – Поляков Василий Григорьевич родился в деревне Алабино Наро-Фоминского района Московской области. В семье было 8 детей, кроме того в одном доме жили деды и бабки, взрослые дядья и тетки, в общем огромная работящая семья. Летом работали на своих полях, зимой взрослые подавались в Москву на заработки, а подросшие дети помогали в кустарных промыслах: плели корзины, валяли валенки. Такое трудолюбие приносило свои плоды, семья была зажиточной, что и привлекло на нее неприятности. Ох уж эта российская зависть к тем, кто живет лучше, чем ты. Наверняка знаете анекдот, когда Бог предлагает мужику все, что только тот захочет, но с одним условием – соседу будет дано то же, но вдвое больше? Помните, чем закончился анекдот? Мужик попросил у Бога выколоть ему один глаз…
Когда началась коллективизация, семью Поляковых внесли в списки на раскулачивание. Но им повезло, потому что один из членов семьи работал тогда в ЦК ВКП(б) и он спас семью своих родителей и братьев. Как говорил отец, ночью к дому подъехало несколько машин, на которые погрузили все имущество. Даже дом разобрали по бревнышку и вывезли. Когда утром к воротам подошли активисты-раскулачиватели, то ни семьи, ни самого дома по этому адресу они уже не нашли.
А семейство привезли в соседний город Апрелевку, где разобранный дом собрали, вещи расставили по местам и начали новую жизнь. Двумя абзацами выше писала о том, что семейство «веками жило на одном месте», но с начала 20 века Поляковы будто записались в кочевые цыгане, по крайней мере, некоторые члены семьи. Сельским хозяйством больше семья не занималась, подросшие дети начали получать городское образование. Василий хотел стать военным и поступил в военное училище, закончил его и сразу же попал на финскую войну, где его, молоденького лейтенанта назначили командиром над подразделением девушек-лыжниц. Даже о «большой» войне с фашистами папа рассказывал совсем по-другому, чем об этой зимней военной кампании. От финской войны у него остались самые ужасные воспоминания, он говорил, что немцы никогда так жестоко не расправлялись с пленными, как это делали финны. Я не уверена, следует ли мне писать здесь то, о чем рассказывал мне отец, это страшно. Но где еще я смогу передать его жизнь в воспоминаниях? Я всегда была папиной дочкой, и только со мной папа был откровенен, он знал, что я пойму его и что мне интересна его жизнь, мы часто беседовали о его прошлом. Наверное, я все-таки обязана перед папиной памятью написать так, как это было, как он это вспоминал.
Он вспоминал, как поначалу ему было нелегко командовать молоденькими девушками. Они все были спортсменками – лыжницами и биатлонистками (тогда это, кажется так еще не называлось, но сути это не меняет) и только и делали, что строили глазки своему 20-летнему командиру. Но такая беспечность закончилась в тот день, когда финны захватили в плен двух девушек из его подразделения, издевались над ними, а потом привязали каждую к наклоненным деревьям и разорвали их на части. Лейтенант Поляков специально привел свое подразделение на место гибели девушек, они похоронили то, что от них осталось, а когда стемнело, отряд скрытно проник в финские окопы и девушки-солдаты без единого выстрела, ножами вырезали всех финнов, которые там были.
Та война принесла победу Финляндии и большие потери Красной Армии. Поэтому официально про эту военную кампанию вспоминать не любят, будто и не было ничего.
Сразу же после финской войны мой отец поступил в военную академию имени М.Фрунзе. Жизнь военный курсантов мало чем отличается от студенческой жизни в любом другом гражданском ВУЗе, разве только более строгим соблюдением дисциплины. Однако по папиным рассказам курсанты-«академики» тоже не прочь были порезвиться на занятиях, хотя в составе слушателей академии было достаточно много не только молодых командиров, но и командиров Красной Армии, прошедших гражданскую войну. Многие из них были малограмотны, военную карьеру сделали в боях с Белой армией, но современность диктовала свои условия, поэтому их в приказном порядке отправили на учебу.
Первый курс прошел за изучением военных наук, а потом началась большая война. Курсантов военных учебных заведений не сразу отправили на фронт, но когда фашисты вплотную подошли к Москве, то к обороне города привлекали всех, кого только было можно.
Отец вспоминал о панике, которая началась в Москве 16 октября 1941 после прорыва немецко-фашисткими войсками советского фронта на Можайском направлении. На линии не вышел общественный транспорт, метрополитен закрылся, закрылись все магазины, в городе начались массовые грабежи. Большинство руководителей города, работники ЦК ВКП(б), горкома и райкомов партии, директора предприятий быстро покинули Москву. В городе осталось население, которому не выдали зарплату, у них не было возможности купить еду и выехать из города в эвакуацию. Говорят, что если бы немецкое командование знало о том, что творится в Москве, то они могли бы взять город без проблем одним полком. Поэтому оставшиеся работоспособными структуры власти (в основном органы НКВД) для ликвидации чудовищного беспорядка приняли жесткие меры, на улицы города вышли вооруженные патрули из числа курсантов военных учебных заведений и сотрудников госбезопасности, которые получили приказ расстреливать на месте грабителей, мародеров и других преступников. Не только мой отец, но и другие очевидцы тех событий вспоминают, что московская паника не имела других прецедентов, так позорно, как москвичи в октябре 1941 года, не вели себя больше ни в одном городе. Только многочисленными расстрелами удалось навести порядок в городе к 20 октября, когда было введено осадное положение.
7 ноября 1941 года мой отец торжественным маршем прошагал в общем строю по Красной площади на историческом параде, а оттуда его подразделение привезли прямо на фронт в район Наро-Фоминска, в родные места. После окончания битвы под Москвой было решено всех выживших курсантов вернуть в учебные заведения для завершения учебы. В первые месяцы войны были чудовищные потери среди командного состава, надо было восполнять ряды офицеров грамотными военными специалистами. Через год, закончив ускоренный курс академии, старший лейтенант Поляков, отбыл на фронт. Как говорят «прошел всю войну в действующей армии». В звании капитана, с орденами на кителе, принял участие в Берлинской операции в составе 5 Ударной армии. И вот тут уже проявляется «ирония судьбы» — батальон, которым тогда командовал отец, в числе других подразделений штурмовал город-крепость Кюстрин, где в то время жила семья моей мамы, вывезенная из Одессы отступающими немецкими войсками. Но там они не встретились, встреча была им суждена совсем в другом месте и в другое время.
После окончания войны моего отца опять послали на учебу в учебное заведение Главного разведуправления Генерального штаба, потом он несколько лет работал в советской дипломатической миссии в Нью-Йорке. Блистательная карьера была прервана на взлете. Однажды в далеко не прекрасный день отец получил приказ прибыть в Москву для предоставления отчета и решения о его дальнейшей службе. Однако он был арестован сразу же по прибытии на корабле во Владивостоке, и этапирован в Москву в тюрьму на Лубянке. Это та самая жутко известная внутренняя тюрьма НКВД-КГБ, где содержались в условиях психологических пыток самые известные узники из числа репрессированной советской элиты: Бухарин, Рудзутак, Берзин и многие другие.
В инструкции по управлению внутренней (секретной) тюрьмой управления делами особого отдела ВЧК написано: «Внутренняя (секретная) тюрьма имеет своим назначением содержание под стражей наиболее важных контрреволюционеров и шпионов на то время, пока ведется по их делам следствие, или тогда, когда в силу известных причин необходимо арестованного совершенно отрезать от внешнего мира, скрыть его местопребывание, абсолютно лишить его возможности каким-либо путем сноситься с волей, бежать и тому подобное».
Режим этой тюрьмы существенно отличался от условий обычных тюрем. Не допускалось получение информации с воли или передача каких-либо сведений из тюрьмы. Подследственным были категорически запрещены переписка с родственниками, чтение свежих газет и журналов.
Тела и души подследственных увечили на допросах, которые проводились в кабинетах следователей, где стояли только столы и наглухо прикрученные к полу табуреты. Арестантов сильно били, но самой популярной пыткой была пытка бессонницей.
Прошедшие через этот ад, так вспоминают эту пытку: «Поочередно сменяющиеся следователи тебя допрашивают в течение нескольких суток кряду с перерывами на краткий, не более часа, сон. После трех суток интенсивных допросов, в промежутках между которыми ты погружаешься не в сон – тревожное забытье – утрачивается чувство времени. Грань между кошмарной явью и ужасом сновидений, более схожих с галлюцинациями, стирается напрочь. Появляется всеобъемлющий гнетущий страх, переходящий в панику. Еще через двое суток ты, лишенный полноценного сна, уже не ориентируешься не только во времени, но и в пространстве, как бы перемещаясь в виртуальный мир. А дальше… Дальше ты согласишься на все, только бы вновь обрести самого себя и оказаться в реальном мире!»
Весь истерзанный, еле-еле выживший, отец был в итоге осужден, хотя так и не признал за собой никакой вины, и приговорен к отбыванию наказания в «Воркутлаге».
Начиная с этого момента у папы и началась жизнь зэка, а затем шахтера. Отца, естественно лишили воинского звания и всех наград, но потерял он не только это. Ко дню ареста у отца уже была своя семья, в которой подрастал сын. Но ни жена, ни родители, ни многочисленные братья и сестры не захотели иметь дела с арестованным мужем и сыном. Я не имею права осуждать их, потому что, сколько бы я ни слышала о тех временах от мамы и отца, я все равно не могу в должной мере понять те условия, в которых вынуждены были жить люди. Но отец мой мог все понять, потому что он все знал. И тем не менее до конца жизни он не простил своей семье это предательство. Хотя после смерти Сталина отец был полностью реабилитирован, ему вернули звание и награды, и тогда на него просто посыпались покаянные письма от бывшей жены и родных, он не простил их, никого. Когда я спрашивала его о причине такой суровости, то он отвечал, что в тюрьме и в лагере гораздо легче было тем, кто получал письма и посылки с воли, а ему даже папирос некому было прислать, и вообще он чувствовал себя практически мертвым и никому не нужным. Я очень удивлялась такой папиной несгибаемости в отношении его родных, потому что я знала его как очень домашнего, нежного и заботливого человека. За свою жизнь папа голоса дома не повысил, очень баловал свои детей, потом внуков, обожал жену. Я могу только представить степень папиной боли, если он не нашел в себе сил примириться с родными.
Процесс реабилитации не был быстрым, да и как могло быть иначе, когда в лагерях и тюрьмах томились миллионы людей, все политические дела надо было пересмотреть. Но что было сделано достаточно быстро, так это смягчение лагерного режима. Политических заключенных «расконвоировали», это означает, что они могли свободно перемещаться в пределах Воркуты, только уехать не могли. Вот в этот период папа и встретил симпатичную девушку, которую звали Нина Вальдман, полюбил её, и они поженились. Уже родился у них первенец, ваша покорная слуга, когда дело папы было пересмотрено, он получил полную реабилитацию с восстановлением во всех правах. Папе не только возвратили ордена и воинское звание, но и предложили вновь вернуться на службу, получить назад свою квартиру в Москве и продолжить карьеру. Поставили только одно условие – он должен развестись со своей женой-немкой, потому что мама так и не была реабилитирована, и ей еще несколько лет нельзя было выезжать из Воркуты. Представляете себе такую ситуацию? Я понимаю, как переживала мамочка, как болело её и без того истерзанное сердце… Но папа сказал, что его жена была единственным человеком, кто не предал его в беде, и он тоже никогда не предаст её. Так у папы окончательно завершилась карьера кадрового военного и началась карьера советского шахтера.
До конца жизни папа работал на шахтах в Воркуте, он получил еще одно образование, на этот раз горного инженера. Но и с военным прошлым не порвал окончательно, он читал лекции по тактике и стратегии офицерам в многочисленных военных частях, дислоцированных в Воркуте и в других городах Коми АССР. И хоронили папу с воинскими почестями, под звуки военного оркестра, игравшего «Прощание славянки», и с военным салютом. С тех пор не могу слушать этот марш без слез.
Мои родители так и остались навсегда в мерзлой воркутинской земле, судьба не дала им возможности вернуться в родные места. Но для своих детей они создали любящую семью, настолько благополучную и дружную, что я никогда не страдала от отсутствия в моей жизни бабушек и дедушек, тетушек и дядюшек. Папа и мама были для нас настоящим символом любви и преданности, живущими друг для друга и для своих детей. А еще я научилась у них тому, что как бы ни было временами тяжело и безнадежно в жизни, надо подниматься и идти дальше, строить свою жизнь заново и давать такую же возможность своим детям. Спасибо им за эту науку! Я надеюсь, что они довольны мной сейчас.
В память моих родных я сделала видеоальбом о Воркуте. Посмотрите, пожалуйста.
Хотите узнать больше?
Оставьте свое имя и e-mail в подписной форме, которая находится внизу страницы, и вы первым получите новости от меня.

Вот она — великая всемирная паутина… Заработала! Разве могла я даже предполагать, когда писала статью про отца, что это принесет мне резкое увеличение семьи. Чтобы было понятно, поясню. Оказывается, я многого не знала о той жизни отца, которая была до моего рождения (а кто может сказать, что знает абсолютно все о своих близких?). Нашлись мои племянницы, внучатые племянники, невестки и много других родственников))) Финляндия, Карелия, Израиль, Германия, США, Канада, Московская область — везде есть теперь родня. Голова идет кругом, я еще не освоилась в новом родственном мире… Но, наверное, все к лучшему…
И еще раз удивлюсь и поделюсь этим радостным удивлением с теми друзьями, с которыми начинала учиться делать собственный сайт: друзья, не напрасно все это, не проходит незамеченным то, что мы пишем. Это надо нам и миру))))) Счастья всем!!!
Статья про моего деда — Полякова Василия Григорьевича. Спасибо Вам, Ирина.
Ирина, Спасибо Вам за статью. Это история моего деда — Полякова Василия Григорьевича. Спасибо хоть за что-то… Мы эту историю знаем с другого ракурса. И письма деда из лагеря до сих пор хранятся в нашей семье. Я рада, что вы есть.
Как Вы правы, Галина! По молодости нам казалось, что родители будут вечно живы, и мы все успеем — и спросить их о важном, и позаботиться о них… Как мы ошибались. Но видимо это свойство молодости, теперь наши дети не очень внимательно слушают нас (мягко говоря)…
Ирина, это можно уже в книгу оформлять! Как важно помнить о своих корнях. И как жаль, что в свое время не так много удалось у бабушек узнать, а теперь и спросить не у кого…
С праздником Победы Вас!
А знаете, о чем я иногда думаю? Я вспоминаю, как мало мы берегли своих родителей, как мало мы им дали тепла и любви, когда сами выросли. Больше надо было, больше…
Я все чаще вспоминаю слова мамы, которая мне говорила, что её мама (моя бабушка) говорила: «Когда мать жива, то так на нее иногда злишься, что закопала бы со злости, а когда матери не станет, то готова землю руками рыть…» Написала и заплакала…
У нас ведь тоже выросли дети…
Когда читаю такие истории и думаю о своих родных, представляю насколько сложная жизнь была у наших родителей и дедов. Время не щадило их. Но они рожали, воспитывали детей и каким-то образом давали всем образование. Смотрю на старые фотографии и понимаю, что без них не было бы и меня и моих детей.
Когда я пошла в школу, то там у меня появилась подружка Зина Скороходова, мы с ней очень сдружились, да и жила она в соседнем доме, поэтому ничто не мешало нам бегать друг к другу в гости и играть вместе во дворе. Но я заметила, что мама очень была напряжена, когда я просилась пойти к Зине домой в очередной раз, мне разрешали, но я чувствовала, что мама дает разрешение не с легким сердцем. Причину понять не могла. Но однажды вечером в дверь постучали, мама открыла (тогда еще не было нужды ставить «глазки», открывали сразу же), и резко отшатнулась. На пороге стояли родители Зины. Помню как мама с испугом позвала папу к двери. Я была очень удивлена, потому что мама была очень воспитана и гостеприимна, всех пришедших в дом сразу приглашали пройти и предлагали чай, или пообедать (от мамы у меня появилась привычка во что бы то ни стало накормить всех, кто ко мне приходит). После некоторого замешательства гости все-таки прошли в зал, двери туда закрыли, что очень сильно меня удивило, потому что в нашем доме это было не принято. Но все равно было слышно, что говорили взрослые. Я по малости лет поняла не все, однако информацию запомнила. Оказывается, родители моей подружки были охранниками в воркутинских лагерях, а её мама так и вовсе работала охранницей в лагере, где сидела моя мама. Вот такой поворот сюжета!!!!!!!
Долго разговаривали взрослые, а потом пришли к общему решению — прошлое оставить в прошлом, а ради детей наладить добрососедские отношения, они не хотели расстраивать своих любимых дочек запрещением дружить, поэтому им пришлось тоже примириться друг с другом. Монтекки и Капулетти могли бы поучиться такой мудрости. В Воркуте в годы моего детства много было разного, но не было одного — межнациональной и социальной розни. Когда открылись ворота Воркутлага, то новый свободный город Воркута являл собой пример того, с какой терпимостью надо относиться друг к другу. Тогда воркутяне были совершенно особым народом и, поверьте, я очень горжусь тем, что я — родом из Воркуты.
Печальная история. И — знакомая. У нас на Кубани ставили памятники «красным», теперь ставят «белым» — то казаки «порубали иногородних», то «красные» — казаков… А деды еще в советские времена ругались на застольях — один за «красных», другой — за «белых». История…
Да, хорошо, что много рассказал, но сколько не успел, не смог или не захотел… А мне все казалось, да ладно — еще столько лет впереди, успею уговорить его на написание мемуаров. Как же мы легкомысленно относимся к бесценным дням жизни, они так быстро утекают сквозь пальцы…
очень трогательный рассказ, в душе многое откликается. Мой прадед пережил арест, с тюрьмы ушел на войну, но под Сталинградом погиб так и не увидев семью.
Когда знаешь историю своих родных, ее нужно сохранять и передавать дальше потомкам, чтобы осталась память о предках. Хорошо, что вам ваш папа мог многое рассказать
Спасибо, Таня! Я очень рада тебя видеть вновь на моем сайте и очень рада, что ты нашла интересные для тебя страницы)))
Да жизнь у твоих родителей была и сложная и очень счастливая Я знала твоего отца, жаль что маму не довелось увидеть ,тогда я еще тебя не знала. Молодец Ирина пишешь очень хорошо о своих родителей , это память ,а память надо сохранять и вести дальше
Благодаря сайту я, наконец, могу исполнить то, что так и не сделала папа. Я много лет уговаривала его написать мемуары, но так и не сложилось… Теперь я очень жалею, что не проявила дОлжной настойчивости, ведь память несовершенна, так много забывается.
Ирина, прочитав статью до конца, а я ее прочитала, можно только склонить голову перед твоим папой.